Таблица 1
Выбор гражданства русским городским населением стран нового зарубежья (в %)
|
Гражданство |
Киргизия |
Молдавия |
Литва |
Эстония |
Украина |
|
Правобережье |
Приднестровье |
|
1992 |
1993 |
1996 |
1993 |
1993 |
1994 |
1996 |
|
Своей республики |
15 |
5 |
6 |
1 |
23 |
20 |
20 |
|
России |
15 |
9 |
2 |
25 |
8 |
9 |
9 |
|
Двойное |
57 |
85 |
89 |
51 |
67 |
69 |
66 |
|
Затруднились ответить или нет ответа |
13 |
1 |
3 |
23 |
2 |
2 |
5 |
| | | | | | | |
Примерно ту же тенденцию в выборе гражданства показали и ответы на вопрос о том, какое гражданство предпочли бы опрашиваемые в случае невозможности иметь двойное гражданство, что полностью соответствует действительному правовому положению в большинстве стран нового зарубежья. В Литве и Молдавии, в программе исследования которых был предусмотрен этот вопрос, были получены следующие результаты. В Литве половина русских респондентов в ответах на этот вопрос предпочла республиканское гражданство, пятая часть - российское, остальные затруднились ответить. Русские горожане Правобережья Молдавии (в Молдавии и Киргизии помимо горожан опрашивалось и сельское население) разделились примерно поровну (38% выбрали молдавское, а 39% российское гражданство, остальные затруднились ответить), русские же селяне чаще склонялись к молдавскому гражданству. Приднестровцы чаще (немногим более половины опрошенных) затруднились ответить на этот вопрос, практически же все остальные выбрали российское гражданство и лишь 3% молдавское. Следует обратить внимание на почти полное сходство во мнениях о предпочитаемом гражданстве у русских Литвы и Эстонии. И это несмотря на кардинальные различия в вопросе о принципах получения нового гражданства в Литве, с одной стороны, и Латвии и Эстонии - с другой. Как известно, последние в вопросе о гражданстве исходили из идеи реституции, восстановления своей государственности, утраченной во время советской оккупации. Это предполагает возможность признания гражданства лишь за гражданами довоенных Эстонии и Латвии и их потомками. В результате гражданства этих балтийских государств было лишено большинство местных русских, а также иных представителей русскоязычного населения2. В результате в этих странах сложилась во многом парадоксальная ситуация, при которой значительная часть (а в Латвии большинство) населения столиц не являются гражданами республик. В отличие от своих балтийских соседей Литва с самого начала восстановления независимости заявила о безусловном праве всех ее постоянных жителей — граждан бывшей Литовской ССР - на гражданство суверенного литовского государства. Думаю, сделанное выше сравнение результатов опроса русского населения Литвы и Эстонии наглядно показывает, что при всей важности законов о гражданстве, принятых (а зачастую остающихся старыми, провозглашенными в период "парада суверенитетов", прошедшего еще в годы существования СССР) в странах нового российского зарубежья, далеко не только ими определяются процессы идентификации себя в качестве их граждан местным русским населением. Признание этих стран "своими", подлинная лояльность к ним русского и иного нетитульного населения зачастую затруднены не только из-за пресловутого "имперского" (державного, государственнического) сознания русских, о котором еще недавно мы столько слышали и с которым связана их остаточная союзная идентичность. Все это так, однако нельзя не видеть и другие аспекты проблемы. В желании большинства русских нового зарубежья иметь наряду с гражданством государства своего постоянного проживания также и российское проявляется помимо естественного тяготения к России, основанного на культурных, языковых, информационных связях с основным ядром живущего там русского народа, и множество чисто семейных, родственных, дружеских, профессиональных и иных связей. Понятно, что двойное гражданство значительно упрощает и облегчает осуществление всех этих связей. В действительности же последние нередко все более затрудняются, и, естественно, это не только беспокоит русское население стран нового зарубежья, но и отнюдь не способствует нормальному становлению их новой гражданской идентичности. Успешному становлению такой идентичности препятствует и внутренняя этно-кратическая политика, с той или иной последовательностью и жесткостью проводимая в большинстве стран нового российского зарубежья. Ее последствия, судя по данным социологических исследований, русское население этих стран ощущает во всех сферах своей жизни. Заметная часть русских считают, что после обретения бывшими союзными республиками суверенитета отношение к ним со стороны властей новых государств ухудшилось. Особенно часто такое мнение высказывали русские в Правобережной Молдавии, где за год до нашего опроса разразился приднестровский военный конфликт. Характерно, что и три года спустя это мнение продолжала разделять примерно та же доля (около 90%) опрошенных нами русских горожан Правобережья Молдавии. Правда, за эти годы несколько уменьшилась категоричность этой оценки: полагали, что данное отношение заметно ухудшилось, уже не 75%, а 65%. Весьма часто (более двух третей опрошенных) такое мнение высказывали русские в Литве и несколько чаще в Эстонии. Заметно реже такие оценки в отношении властей "своих" стран были характерны для русских в Киргизии и особенно на Украине. В целом эти ответы позволяют в какой-то мере выявить степень благоприятности условий жизни русского населения в отдельных странах, что, конечно, является важным фактором его интеграции в новое гражданское сообщество, идентификации с ним. Принятие гражданства стран, власти которых, по мнению значительной части местного русского населения, далеко не полностью способствуют защите его прав и интересов, носит во многом вынужденный характер. Это позволяет сказать, что в нынешней ситуации такой выбор далеко не всегда может свидетельствовать о лояльности к новым государствам. На мой взгляд, более значимым показателем успешности процесса новой гражданской идентификации бывших граждан СССР выступает понятие Родина, свободное от узкоюридических рамок категории "гражданство". К тому же использование в качестве показателя отражения гражданской идентификации понятия Родина весьма удобно и по той причине, что с его помощью можно сравнить нынешнее состояние с положением, существовавшим в СССР. Можно также судить и об основных особенностях процесса идентификации как у русских, так и у титульных народов разных стран, поскольку в программе нашего исследования вопрос о предпочитаемом гражданстве, ответы на который проанализированы выше, к сожалению, был предусмотрен лишь для русского населения. Сравнительный анализ ответов на вопрос о Родине русского и титульного населения позволяет сказать, что распад СССР в целом усилил сложившиеся в советские годы различия между этими группами в основных тенденциях развития гражданской идентичности. Суверенизация бывших союзных республик значительно укрепила тенденцию к тесной сопряженности гражданской и этнической идентичности у титульных народов и еще больше осложнила взаимоотношения этих идентичностей у русского населения ближнего зарубежья. Кризис гражданского самосознания русского населения этих стран выразился прежде всего в расколе местных русских на группы с различной гражданской идентичностью. У значительной части представителей новых русских диаспор (особенно в первые годы после распада СССР) стойко сохранялась союзная идентичность, основанная на надежде восстановления Союза. Причины широко распространенного у русского населения нового зарубежья отождествления себя с недавно ушедшей в историю советской общностью коренятся прежде всего в том, что с СССР значительная его часть связывала стабильность своего положения. Исчезновение же союзного государства вызвало резкое понижение общего статуса русских за пределами России. Правда, судя по такому субъективному показателю, как признание СССР в целом своей Родиной, роль союзной идентичности по сравнению с советским периодом и у них заметно снизилась. Так, судя по двум проведенным по одной программе опросам, в Молдавии с промежутком в 12 лет (с 1981-го по 1993 год) доля подобных ответов сократилась более чем в 2 раза, а в Грузии 14 лет спустя после опроса 1980 года этот показатель упал втрое и составил 19%, в Узбекистане за 11 лет (с 1980-го по 1991 год) — более чем в 1,5 раза, в Эстонии за 4 года (с 1987-го по 1991 год) - в 2 раза [8-10; 4, с. 239]. Но, несмотря на это, союзная идентичность и в постсоветских странах за пределами России оставалась у русского населения почти повсеместно ведущей (см. табл. 2). Ее продолжало разделять несколько более половины русских в Киргизии и на Украине, две трети в Правобережной Молдавии, чуть менее половины в Литве и каждый четвертый из десяти в Эстонии. Лишь в Грузии, судя по проведенному в 1994 году исследованию, у местных русских на первое место в качестве Родины вышла республика проживания [9]. Но в данном случае можно усмотреть и результат действия своего рода психологического защитного механизма от явного и открытого доминирования титульного грузинского населения в условиях крайней нестабильности общества, охваченного гражданской войной, в ходе которой фактически беззащитными оказались прежде всего этнические меньшинства. В такой ситуации демонстративное признание Грузии своей Родиной могло стать для русских респондентов поводом заявить о своей абсолютной лояльности Грузинскому государству в надежде получить защиту от этнического большинства.
